19 апреля, Пятница

«Где ты появился на свет» — интервью с Евгением Крылатовым. Продолжение

-«Крылатые качели» из фильма «Приключения Электроника»… Когда-то для этой песни понадобился голос ангела. Почему её не дали спеть Серёже  Парамонову, обладателю как раз такого тембра, и который тогда ещё пел в свой полный диапазон?

-Знаете, нет, — для голоса Электроника тембр Сережи Парамонова не подходил. У него был «пионерский голос», а нужен был голос как бы «Робертино Лоретти». Не уверен, что многие его помнят, но в шестидесятые за ангелов пел Лоретти. Нечто подобное я и искал, и молодая певица из детского хора «Большого Театра» Елена Шуенкова идеально подошла для этой цели!

-Все фильмы, над которыми Вы работали, окрашены в Вашу музыку. Обычно композиторы съёмки «прогуливают», а как поступали Вы – работали сугубо в студии, или захаживали и на площадку, чтобы почувствовать «дух фильма»?

-Вероятно, я из «прогульщиков», но я приезжал, например, в Санкт — Петербург, тогда ещё Ленинград, на съемки «Достояния республики», может быть, просто посмотреть на город… Снималась сцена на крыше, где Андрей Миронов исполнял «Романс Маркиза» на изумительные слова Беллы Ахмадулиной.

Незабываемое время! Незабываемый Андрей Миронов!

Известно, что режиссёры не очень любят менять своих композиторов, удобней работать в паре: Гайдай — Зацепин, Ростоцкий — Кирилл Молчанов, Михалков — Артемьев… Пара Бромберг — Крылатов из этого же ряда, или Вы бы так не сказали? В таком случае, кто Ваш основной режиссёр, Евгений Павлович?

-Френсис Лей — Клод Лелуш? Ну, во — первых, это надо почувствовать, как некую связь. Дуэты, как правило, возникают у музыкантов и режиссёров, привыкших работать в одной стилистике. Писать для одного и того же — это как-то скучно. Даже если фильм откровенно неудачный, сиди — пиши. Я привык к гораздо большему разнообразию и самой киномузыки, и материала для неё.

-Чего, по-Вашему, не хватает киномузыке сегодня?

-Что касается сегодняшней музыки в нашем кинематографе, то я не очень в курсе происходящего, но мне кажется, что сейчас не хватает ярких творческих индивидуальностей при очень высокой технической оснащенности.

-Выбор, равноценный чутью, привёл Вас к Долиной в «Чародеях» и к Абдулову, в них же. Вы часто полагаетесь на интуицию в выборе исполнителя, она не подвела Вас ни разу?

-При записи песни к фильму, если она была в кадре, лучше, если бы ее пели сами актеры, которые снимались. Если актеры всё-таки не поют, хотя таких мало, то желательно, чтобы певцы были неизвестные. Известные голоса не всегда сливаются с кинообразом. В моих фильмах сами пели Андрей Миронов, Николай Караченцов, Владимир Басов, Вячеслав Невинный, Армен Джигарханян, и ещё много кто. Саша Абдулов в «Чародеях» сначала отказался петь сам. Я записал песню «Представь себе» с двумя известными певцами, но их голоса с Абдуловым не «срослись». Тогда я убедил его спеть самому, и он это замечательно сделал.

Если бы в то далекое время была современная технология, то вообще запись была бы супер!

«Песню о родном крае» за Галину Польских спела молодая, никому не известная, Ирина Отиева, она же спела песни в «Чародеях» за главную героиню. Песню «Три белых коня» сначала записала — и очень хорошо — одна девочка, которая меня абсолютно устраивала. Но Константину Бромбергу её исполнение показалось резковатым, и когда на запись финальной песни пришла Лариса Долина, он заодно попросил ее перепеть «Коней». Конечно, Лариса её спела замечательно, и эта запись вошла в фильм. Я думаю, что благодаря этому исполнению песня «Три белых коня» и стала народным хитом!

Известно, что всем инструментам Вы предпочитаете рояль, на нём же и сочиняете. Не менее известно и то, что в молодые годы Вас могла ждать судьба агронома, потому что мама решила, что Вам лучше иметь работу на свежем воздухе. А потом сама же нарисовала для вас клавиши на листе бумаги – невероятно? Прошу Вас, расскажите, пожалуйста, что это было за сольфеджио такое?

-Музыкой я начал заниматься вовремя — рано: в восемь лет мама уже отвела меня в фортепианный кружок при Мотовилихинском доме пионеров города Перми, где на одноименном заводе трудились мои родители, а уже на следующий год меня принял первый класс музыкальной школы. Но, поскольку у меня не было пианино, дома я первые годы занимался на бумажной клавиатуре — вкладыше в самоучитель игры на фортепиано. Позже местное управление культуры дало нам напрокат инструмент — так началась моя жизнь в искусстве.

Ваши главные песни, прежде чем им родиться, и даже после их появления, часто находились на грани срыва. «Крылатые качели» не понравились режиссёру за кажущуюся простоту. «Прекрасное далёко» было слишком уж завтра. Новеллу «Кто на новенького» едва не зарезал сам же Андрей Александрович Миронов, сочтя «совком». А «Лесной олень» долго лежал на полке — его спел «не тот человек», «предатель Родины» — Аида Семёновна Ведищева, но каждый раз Вам везло. Признайтесь, Вы родились в рубашке, или умеете убеждать?

— Ни то, ни другое. У меня есть не дар убеждать, а, возможно, умение подождать и доказать делом. Я не позволяю себе вспышек недовольства с коллегами по работе, кто бы они ни были. Хорошая мелодия найдёт себе место, если даже не в этом фильме, то в следующем. Несколько раз я прибегал к этой практике. Например, песня, которую мы сочинили совместно с Юрием Визбором, отклонённая по причинам её, так сказать, «неукладываемости в философию» фильма, к которому она делалась, пригодилась позже. Правда, иногда, как Вы говорите, выручало и везение, но полагаться на него, или брать в расчёт, было бы большою ошибкой.

-Классическая музыка сейчас переживает «клиническую смерть», в России крупные формы закончились на Свиридове и Караманове. Ваш, кстати, балет «Комсомолия», написанный Вами в четыре руки с Алемдаром Сабитовичем, подвёл и для Вас черту крупным формам, а ведь Вас учили именно им. У Вас нет планов снова засветиться на чём — то «крупном»?

-Крупные формы, наверное, не мой конёк, но Вы забыли упомянуть о «Цветике-семицветике». Этот мой балет был поставлен даже в Большом. И сейчас мы с Энтиным работаем над мюзиклом для детей «Русалочка», по одноимённому фильму, к которому я когда-то написал музыку. Может быть, это и не крупная форма, ну, тогда значит средняя.

Мы заговорили о Караманове, Ваш дом для него практически был своим, ведь это его сестре Севиль Вы отдали руку и сердце. А кто ещё был к Вам вхож из старой консерваторской гвардии?

-С места в карьер у меня на эту тему не получится, а если издалека, то в 1953 году, когда я поступил на композиторское отделение, там уже учился весь цвет композиторов этого поколения — Родион Щедрин, Андрей Эшпай, Александра Пахмутова, Юрий Саульский, и многие другие. Наш курс был представлен более молодой четвёркой — Алемдаром Карамановым, Эдуардом Лазаревым, мной, и Альфредом Шнитке, в нашей группе единственным москвичом. Остальные понаехавшие жили в общежитии, в довольно стесненных материальных обстоятельствах — особенно Караманов. Альфред, уже закончивший музучилище, был, в отличие от нас, хорошо теоретически подготовлен и всегда приходил в момент необходимости к нам на помощь, он помогал нам сдавать зачеты по немецкому языку, который был для него родным — это был очень интеллигентный, и отзывчивый человек. У него была замечательная семья, мама, Мария Иосифовна — добрая и гостеприимная женщина. На протяжении всех пяти лет обучения она во все праздники, а так же в дни рождения Альфреда устраивала дома хлебосольные приемы для нас, бедных и не всегда сытых студентов. Но лидером был Алемдар — человек гениальной одаренности, блестящий пианист, харизматичный и при этом непосредственный, как ребенок. Его все очень любили, высоко ценил Шнитке, который, даже живя за рубежом, неоднократно с ним виделся и говорил. После окончания консерватории наша группа распалась, Лазарев уехал в Молдавию, Караманов, закончив еще и аспирантуру, в родной Симферополь. Мы с Альфредом остались в Москве, но виделись уже меньше. Алемдар в свои приезды в Москву всегда жил у нас — в эти дни у меня дома проходили исторические встречи двух великих музыкантов, Альфреда Шнитке и Алемдара Караманова. Из всей нашей дружеской компании остался один я. …Пока!

В дискографии народного артиста России Евгения Крылатова нет песен о войне. Может, и хорошо, что эта тема Вас обошла, но думаю, что она не обошла Вашу семью. Расскажите, Евгений Павлович, у Вас кто — то служит в «Бессмертном Полку»?

-В День Победы мне было уже 11-лет, я жил на Урале и хорошо помню атмосферу того времени. Тыл жил войной, мы были погружены в какие-то немыслимые проблемы, связанные с отсутствием спокойной жизни и небывалого напряжения. Тема войны, пусть не много, присутствует в моем творчестве, например, песня к кинофильму «В небе ночные ведьмы». Для песни Евгений Евтушенко написал замечательные слова. Точнее сказать, он создал восхитительные стихи, всего несколько четверостиший, но в фильме песня шла на титрах, и слов много было не надо. Стихи гениальные, как говорят, «на разрыв аорты», но я долго не мог подобрать к этой песне голос — долго не видел такой певицы, которую я хотел бы услышать в этом сочинении, и вот эта певица появилась, это самобытная певица и актриса Елена Ваенга. Я передал ей ноты «Баллады», и надеюсь, что теперь она исполнит её, как надо!

-Евгений Павлович, Вы очень красиво пишете: красивые слова, красивая музыка. Замечу, что, если бы не судьба музыканта, Вы могли бы стать, как Евтушенко, поэтом, сильным и честным. Я всё больше убеждаюсь, что не ошибся, подбив Вас на этот не простой разговор.

-Спасибо, но я как — то не думал над этим. Не быть композитором мне и в голову не приходило, я всегда знал, кем буду!

-Ваш недавний сонет «Прощай» — очень сильная тема, в нём чувствуется личное, но, наверное, он предназначен всем, у кого есть память. А кто был Ваш адресат?

-К сожалению, всегда есть кому писать посвящения, это происходит бессознательно, и я бы, конечно, мог Вам ответить точно, но я не уверен, что это не касается меня одного, извините.

-Я скажу определённей, маэстро, темы о бесконечности души пишутся, когда своя не на месте. Я знаю, Вам трудно, Вы её потеряли, но может быть, Вы расскажете, какая она была Ваша Севиль?

-На третьем курсе консерватории я зашел проведать Алемдара в общежитие, он был нездоров. В комнате у него была девушка… Когда я позже спросил — кто это, он сказал — это моя сестра, Севиль. Я не знал, что у него есть сестра — она училась на юридическом. Отец их был турок, поэтому у них имена турецкие. Севиль в переводе с турецкого — любимая! Свадьба наша была седьмого января, в пятьдесят седьмом — это было Рождество Христово, рабочий день. Я привёз молодую жену в плохонькую квартирку, которую тогда снимал, а вечером к нам в гости приехали Алемдар, Альфред и одна подруга жены. Выпили бутылку шампанского — это и была наша свадьба! Какое было прекрасное время — мы с ней прожили 57-лет! В пятьдесят седьмом поженились, пятьдесят семь лет были вместе, — такая вот горькая магия чисел. В 2014 г. Моя дорогая Севиль покинула этот мир…

Послесловие. Мои слова оказались пророческими для Евгения Павловича, прошёл ещё год, а в следующем его не стало — мастер обрёл покой. Шнитке, Караманов, Лазарев… Крылатов — жизнь их раскидала, а смерть соединила опять, и уже навсегда. Поклонимся эти великим людям, вспомнив о них!

Игорь Киселёв