Сегодня, 1 февраля, свой день рождения отмечает народный артист России, Полный Кавалер ордена «За заслуги перед Отечеством», лауреат премии Ленинского комсомола Лев ЛЕЩЕНКО. Он ни при каких обстоятельствах старается не повышать голос. Ни в своих песнях, ни в самых затруднительных жизненных передрягах. Он естественен во всем, ибо знает о себе то, чего не знают многие…
— Лев Валерианович, с каким чувством вы слушаете свои давние записи, смотрите ранние съёмки?
— Я вообще люблю смотреть на себя молодого. Слушать, как я тогда пел, как голос звучал, как сам выглядел. Какие жесты были несуразные, прическа дурацкая…
— А если б начали сейчас жизнь сначала, все исправили бы?
— Если бы я сейчас снова стал молодым, я бы делал все то же самое, только по-новому, по-другому.
— Вы и в настоящей жизни достигли немало. Вас ведь называли даже «кремлевским соловьем»…
— «Кремлевский соловей» — это определение относилось почти ко всем, наверное, артистам, которые выступали тогда на эстраде, особенно к тем, которые появлялись в Кремле. Но в Кремле появлялись как правило, лучшие. Всех лучших брали на правительственные концерты. Что касается моей песенной темы, то там никогда не было ни одной рядовой песни. Если мне укажут хоть одну такую песню, то я целиком приму это обвинение. У меня единственная песня была, что называется, «на грани» — это «Любовь, комсомол и весна». И все! «День Победы» — я и сейчас ее буду отстаивать. «За того парня» и «Притяжение земли» — что плохого в этих песнях? Они олицетворяли нашу эпоху. По этим песням можно понять, чем занимались тогда люди, что они любили, ценили, делали. Песня — это летопись. Я, хотите этого или нет, летописец целого тридцатилетия, начиная с песни «Не плачь, девчонка», которую я записал в 1970 году. Это как бы отображает наше время. Я не думаю, что я ортодоксальный человек. Причем, за мной ведь шла и молодежь, большое количество молодежи, не только идейно-патриотической, но и настроенной достаточно современно. Тогда у меня были песни и лирические: «Не минуты покоя» или «Нам не жить друг без друга». Это же гениальные песни! Их пела вся страна. Поэтому я не приемлю никакие обвинения в свой адрес.
— А сейчас вы не пытаетесь найти дорогу к молодым зрителям?
— К ним бесполезно искать дорогу. Они хотят слушать своих сверстников. И не потому что это гениально. Можно тысячу раз говорить про роль ТВ в воспитании молодых: роль есть, но надо проводить ее через рупор, который им понятен, приятен и интересен на сегодняшний день, то есть как раз через молодых исполнителей. Если им неинтересно, они просто переключатся на другую программу с какой-то белибердой, но все равно будут слушать свое.
— Вы не испытываете сейчас на эстраде так называемый конфликт двух поколений исполнителей?
— Двух поколений? Нет. Здесь нет конкуренции, потому что у всех абсолютно разные зрители. Если ко мне ходит публика от 35 до 65, то молодежь работает на 20-летних. Я и раньше работал «на всех», у меня всегда было желание, чтобы мои песни доходили до сердца молодых ребят. Поразительно, что после концертов и ребята молодые, и девчонки берут автографы.
— Да нравитесь вы девчонкам!
— Я нравлюсь уже тетям, бабушкам. Все трансформировалось. Если раньше подходили брать автографы для себя, для мамы, то сейчас уже просят для бабушки. Но в принципе есть часть молодежи, продвинутой в плане нормальных жизненных постулатов, патриотизма, склонности к какой-то традиции. Давно уже нет Чайковского, Рахманинова, но есть молодежь, которая ходит в концертные залы и слушает их музыку. Значит, им это нравится. Как нравится и старая гвардия исполнителей.
— Да и вы на сцене двигаетесь не хуже молодёжи!
— Мне не хватает действия на эстраде, актерского движения, поэтому я и прикалываюсь немножко. У меня все-таки актерское образование, хоть и по специальности «музыкальный театр», но все равно. Я и раньше это делал, просто замечено не было. У меня был случай, когда я однажды на съемках новогоднего «Огонька», в первый раз оказавшись на телевидении, спел песню Вячеслава Добрынина «Напиши мне письмо» и в конце так подпрыгнул, будто точку поставил! Редактор посмотрел и говорит: «Лева, как ты прыгнул!» Помощники спрашивают: «Ну что, вырезаем номер? » Он им: «Номер вырезайте, а прыжок оставьте!». В общем, оставили и песню, и прыжок.
— Знаю, что «из ваших рук» — как педагога — вышли многие талантливые исполнители: Марина Хлебникова, Наташа Королева, Катя Лель… А кто в свое время помогал вам?
— Мне помогали редакторы ТВ. У нас в ГИТИСе был педагог Анна Кузьминична Матюшина, которая возглавляла тогда вокальную студию при Гостелерадио. Она видела, что я могу петь и классику, и камерную музыку, и эстраду. И она позвала меня в эту студию. Больше у нее не было никаких возможностей помочь мне раскрыться. А дальше я уже сам выдерживал конкурс, был представлен руководству, меня долго мотали по кабинетам, пока, наконец не дали возможность проявить себя с какой-то ораторией. Я проявил. После этого мне разрешили петь с русским оркестром, потом с симфоническим, потом с эстрадно-симфоническим. И так, постепенно накапливая какой-то опыт, я двигался к своим вершинам. Потом отсеял все лишнее, выбрал для себя определенный жанр — эстрадную песню, где я мог себя раскрыть более полно и интересно, чем в остальных жанрах.
— Говорят, артист может считаться по-настоящему популярным, если о нем сочиняют анекдоты и делают пародии. Чья пародия на вас, по вашему мнению, самая удачная?
— Первую пародию на меня сделал Гена Хазанов, потом подхватил мой друг Вова Винокур. Потом уже Винокура (и его пародию на меня!) стал пародировать Михаил Евдокимов, а Евдокимова — его тезка Грушевский. Но я думаю, что самая удачная пародия — это я сам. Я к себе очень иронично отношусь.
— А что может вас разозлить, вывести из себя?
— Пренебрежительное, бесцеремонное отношение к себе. Очень обидно (причем, обида не словесная, я на слова не обращаю внимания), например, когда тебя приглашают на концерт, который снимает телевидение, а потом за 2-3 дня говорят: «Вы не нужны». Можно в конце концов сделать это тактично, позвонить, извиниться. Но когда просто через кого-то третьего-пятого передают… Я этого просто не понимаю.
— И как вы ведете себя в подобных случаях?
— А как я могу себя вести? Просто этот человек перестает для меня существовать. .
— А может ли такой с виду спокойный человек, как вы, разозлиться настолько, чтобы, например, стакан или еще что-то в стену швырнуть?
— Могу, и не только стакан. Было такое. Если меня не сдержать, я могу и просто «заехать»!
— Рискованно! А вообще в жизни вы часто рисковали?
— Достаточно часто. Хотя, может, это не риск, а судьба. В 1972 году я должен был лететь в Харьков. Вместе с музыкантами взяли билеты на самолет, и вдруг звонок: вечером я должен петь в Колонном зале на творческом вечере одного композитора. Я — штатный солист Гостелерадио, отказаться невозможно, это моя работа. Ребята улетели, а я поменял билет на завтрашнее утро. А ночью в новостях передают: тот самолет разбился… Погибли мои ребята и знаменитый музыкальный пародист Виктор Чистяков, который тоже летел на гастроли. Все-таки я фаталист. Я знаю, что ничего просто так не бывает. Никогда не форсирую никаких событий, если я опаздываю, например, то не бегу. Никогда не меняю билетов, никогда не пересаживаюсь. Тогда я чудом остался жив. Но считаю, что самое большое чудо — это рождение. Это то, что я прожил свою жизнь, поступил в институт, завоевал любовь зрителей.
— А встреча с вашей второй женой — это судьба, чудо или закономерность?
— Я думаю, что рано или поздно это все равно должно было произойти, потому что у нас с Аллой Абдаловой — певицей, моей первой супругой — были на тот момент конфликтные отношения в семье и я понимал, что я должен уйти, абстрагироваться. Понимал, что в таком состоянии жить невозможно. И искал, наверное, свою мечту. И появилась женщина, которая подходила, что ли, под эти стандарты. Познакомились мы в Сочи, в лифте отеля совершенно случайно. Ирина училась в Венгрии, здесь была на каникулах, поэтому советскую эстраду и меня в том числе как уже популярного певца не знала совершенно, я для нее был, наверное, просто обычным мужчиной. Заговорил с ней, потом пообедали, потом поужинали. Потом я улетел. А через некоторое время вдруг понял, что мне надо немедленно лететь к ней. Жили мы тогда с Аллой в Сокольниках. Я пришел домой, чтобы признаться, но не успел ничего сказать: Алла сама все прочувствовала, вынесла два чемодана с моими вещами: «До свидания!»
Самое удивительное, что в нашу первую брачную ночь с Ириной я в шесть утра на своем балконе встретил… голого мужчину. А жили мы тогда на 12 этаже. Оказывается, он перелез к нам на балкон от моей соседки: там, как в классическом анекдоте, неожиданно вернулся муж из командировки. За все эти годы ни у Иры, ни у меня не было повода для ревности. Я абсолютно в ней уверен, а она в известной степени уверена во мне. Она очень интеллигентный человек, у нас в семье очень предупредительные дружеские отношения. Ведь любовь — это и есть дружба и взаимопонимание. Да, секс немаловажен, но кто может сказать, что он прожил 25-30 лет в непрерывном сексе со своей женой? Человек со временем перестраивается, приходит уважение. На первых порах, безусловно, зов природы перетягивает. А уважение — это навсегда.
-Лев Валерианович, какой у вас дом: «моя крепость» или…
— Я не сформулирую так просто мое отношение к дому. Раньше он был открыт для всех, сейчас, в моем возрасте, мне хочется, чтобы в мою личную жизнь поменьше вторгались. В принципе, у нас есть квартира и есть дача. Дача — более открытое место. Да и сейчас стиль жизни такой — это раньше мы жили практически во дворах, так сказать, и все было чуть ли не общим и понятия дружбы переносились и на соседей.
— Вы в доме делаете все своими руками или предпочитаете заплатить наемным людям?
— Конечно, мне проще заплатить, потому что из-за гастролей и концертов иногда просто элементарно не хватает времени. Но я спокойно могу сделать что-то и своими руками. Потому что я все-таки не потерял некоторые мужские навыки — молотком постучать, или отверткой что-то завернуть, или снег почистить. Я, например, обожаю чистить снег.
— Что вам дарят друзья?
— Вообще-то к подаркам я отношусь очень равнодушно, не знаю даже почему. Сам я люблю дарить, а вот к своим… Мне больше дорого внимание человека, если он пришел, поздравил. В эти моменты я искренне говорю спасибо. А материальная сторона меня как бы не трогает. Ведь подарок, если он не формальный, — это очень сложная вещь. Я, например, если выбираю подарок, трачу часа два, три, еду, смотрю: шарф, галстук или часы. Но честно сказать, я очень люблю, когда мне дарят картины, декоративную живопись. Не авангард, а то, что не отвлекает, не мешает в доме.
— В офисе над вашим столом потрясающая картина — благородный такой лев с роскошной гривой! Тоже подарок?
— Этого льва написал художник Айдаров, которого я очень люблю. У меня очень много его картин, и однажды в подарок мне он написал этот портрет. Вот и на столе у меня две фигурки львов — один лежит, другой куда-то крадется.
— А сами вы не пробовали рисовать?
— Пробовал. По клеточкам, как это было раньше. И лепил очень много. Неплохо, кстати, получалось. Из пластилина, конечно, тогда глины не было. Лепка — это то, что мне нравится. А пока я буду петь столько, сколько нужно. Если люди ко мне подходят и говорят — приезжайте, то приеду, почему нет? Если есть востребованность, надо работать. Это наша профессия!
