Сегодня, 18 апреля, свою очередную весну встречает народная артистка России, ведущая актриса театра им. Маяковского, Лауреат национальной театральной премии премии «Золотая маска» Светлана Немоляева.
— Светлана Владимировна, вы выросли в театральной семье, но не всегда дети идут по стопам родителей. Как вы пришли к артистической карьере?
— Вся моя жизнь связана с кино. Во время войны «Мосфильм» был эвакуирован в Алма-Ату и туда приехала большая часть киношной элиты, там снималось очень много картин. Я была маленькой, ходила пешком под стол, как говорится, и, конечно, ничего не помню, кроме самых радостных событий. Например, к нам приходила Марина Ладынина, которая дружила с моей мамой и тоже была там в эвакуации. Мама работала на картинах, а ещё она очень хорошо шила и у неё многие актрисы заказывали себе туалеты. Вот она шила и Ладыниной какие-то вещи, а Марина Алексеевна приносила нам с братом Колей такой цветной мягкий сахар – оранжевый, зелёный, розовый… И обязательно буханку хлеба маме, потому что мы голодали. У нас была такая же жизнь, которой жила тогда вся страна. Но мой мир в детстве всегда был окружён кино. Я любила его самозабвенно, готова была сидеть в кресле и смотреть любые картины – плохие или хорошие – мне было без разницы, лишь бы смотреть, что происходит на экране! Но, как ни странно, я всегда мечтала быть актрисой театра, несмотря на мою безумную, бесконечную любовь к кино. И когда я закончила школу, то пошла поступать в театральный, даже не подавала документы во ВГИК, хотя и мама, и папа были знакомы со всей профессурой, преподавателями. Но я не воспользовалась этим и поступала сама — в Щепкинское училище и в «Школу-студию МХАТ». Там и там успешно прошла 2 тура и надо было решать, на чём остановиться. Это была дилемма. Но когда после прослушивания 2 тура во МХАТе я уже выходила из зала, сверху, где сидели студенты, по ступенькам сбежал мальчишка, такой худенький, с пышной каштановой шевелюрой, и сказал: «Давай знакомиться! Я всё слышал, ты всем очень понравилась, тебя возьмут, на сомневайся, оставляй здесь документы. Меня зовут Олег Табаков». Таким образом мы с ним познакомились, я стала учиться, жизнь нас с Табаковым иногда сталкивала, в одном из фильмов мы даже играли мужа и жену, встречались на каких-то совместных гастролях, фестивалях… Я всегда была очень рада его видеть, люблю и просто преклоняюсь перед ним!
— Вы помните свой первый фильм? — Ещё во время учёбы у меня были небольшие роли в детских фильмах. А когда я закончила театральную школу, то сразу получила приглашение сниматься в большом кино фильме-опере «Евгений Онегин». Это было в Питере, я первый раз попала в Ленинград… Когда ассистентка по актёрам познакомила меня с режиссёром, он посмотрел на меня и сразу сказал: «Ты больше никого не ищи, эта девочка мне очень подходит. Вспомни, что говорил Онегин Ленскому об Ольге: «Кругла, красна лицом она, как эта глупая луна на этом глупом небосклоне.» Вот получив такой комплимент, я была утверждена. Но я тогда действительно была очень толстенькая, по-честному килограммов на 15 толще, чем сейчас! У меня была очень круглая физиономия, потому что вся толщина уходила в щёки. Плюс к этому очень незамысловатое выражение на лице. Поэтому я очень подошла под эту характеристику Пушкиным своей героини. И когда я приехала в Питер, для меня это было, конечно, знаковым событием. Во-первых, меня очень поразил город, я никогда не видела такой красоты! Во-вторых, меня поселили в гостиницу «Астория» и я попала в номер с альковом, со старинной мебелью, с антиквариатом и с видом на купол Исаакиевского собора. Всё было просто прекрасно, но… После этого фильма я больше не стала сниматься. Меня звали на разные картины, я приезжала на пробы практически на все киностудии, которые тогда были в каждой республике СССР, – но никуда меня не брали. И я поняла, что мне надо проститься с этой кинематографической музой и уже об этом не мечтать. И в моей жизни навсегда занял место театр. |
— Именно театр подарил вам и великолепные роли, и – главное! – мужа, с которым вы прошли вместе всю жизнь…
— Да, я вышла замуж за своего Сашу Лазарева. Мы в один день, в один час пришли в театр – так распорядилась судьба… Причём он ленинградец и вовсе не собирался оставаться в Москве, просто подыгрывал на показе девочке, с которой вместе учился. И Николай Павлович Охлопков, который тогда руководил театром Маяковского, заинтересовался им. Ну Саша красавец, огромного роста, с таким божественным голосом, внешними данными… Он долго сомневался, оставаться ему или нет – ведь в Питере у него дом, брат, мама, папа, а тут общежитие и никого из родни, из друзей… И так случилось, что в этот же день я тоже принесла документы и нас вместе пригласили подписывать договор с театром. Вот так мы с Сашей и познакомились, это была весна 1959 года, а в марте 60-го мы уже поженились и прожили с ним 51 год вместе. Так сложилась наша судьба: один театр на всю жизнь и одна семья на всю жизнь…
— Как вы думаете, что именно помогло вам так долго прожить вместе?
— Может, какой-то ангел-хранитель и предопределяет судьбу человека, но я уверена, что и человек сам творит свою судьбу. Мы так долго были вместе потому, что, во-первых, просто не могли друг без друга — и я не знаю, как это объяснить. А во-вторых, когда в мужчине есть такое вот постоянство, такое целомудрие и такая нравственная сила, как в моем Александре Сергеевиче, то мне кажется, что это и есть самый настоящий залог женского счастья, за что я ему очень благодарна! В кино у Саши тоже всё складывалось изумительно — при такой фактуре, при такой внешности… И всегда его утверждали с первой же пробы. Он не знал, что такое киноотказ, что такое поражение. И очень страдал за меня, что я не снималась. Но у меня никогда не было по этому поводу никакого комплекса неполноценности, потому что в театре я с самого начала играла очень много, была очень востребована, занята почти каждый день. И благодаря поддержке Саши я чувствовала себя прекрасно и без кино!
— Но скоро пришёл и ваш звёздный час!
— Как-то к нам в театр приехал Эльдар Александрович Рязанов со своим соавтором Эмилем Брагинским. В то время они писали не только сценарии, но и пьесы. Вот он и принёс прекрасную пьесу «Сослуживцы». В театре эту пьесу взяли, распределили роли, но меня там не было, я в этот спектакль не попала. Он долгое время пользовался большим успехом, а потом театр продал спектакль для телевидения. Его сняли и пустили на экран. Когда Рязанов это увидел, с ним был просто обморок – так ему не понравилась телеверсия! Насколько он любил этот спектакль в театре – настолько он его не принял на экране. Он был просто в ужасе – и до такой степени в ужасе, что они с Эмилем Брагинским даже сняли свои фамилии из титров и вообще запретили (насколько это было возможно) показывать этот спектакль на телеэкране. Это, конечно, была драма для наших актёров. А поскольку сам спектакль-то был очень достойным, это толкнуло Рязанова на то, чтобы «оправдать» свою пьесу и самому по ней фильм под названием «Служебный роман».
— Как вы попали в этот фильм, если не играли в пьесе?
— Ещё до начала съёмок Эльдар Александрович принёс в наш театр вторую пьесу – «Родственники», где я получила уже главную роль — очень комедийную и смешную. Моя героиня была такая недотёпа – старая дева, которую папа (директор рыбного магазина) никак не может выдать замуж. Зал очень хорошо реагировал, а когда на премьеру привели моего сына Шурика — было ему 6 лет, наверное — он сидел всё время мрачный. Его спросили, мол, что случилось, тебе не понравилось? Он ответил: «Да, мне не понравилось, что над мамой все смеются и у неё такая страшная причёска!» А Рязанов был в восторге, сказал массу восторженных слов и назвал меня «Чаплин в юбке». Эта премьера и решила мою кинематографическую судьбу, потому что он как раз в это время начал съёмки «Служебного романа». Помню, с «Мосфильма» мне прислали сценарий, и я читала его до двух часов ночи. Саша уже заснул, но я не могла ждать утра, разбудила его, рассказала о роли и спросила: «Как ты думаешь, у меня получится?» Он говорит: «Да ладно тебе, Светка, спи уже! Тебя опять не возьмут, и ты опять будешь переживать!» Но получилось всё наоборот, меня взяли, я начала сниматься в таком замечательном актёрском созвездии, как Олег Басилашвили, Андрей Мягков, Алиса Фрейндлих, Лия Ахеджакова, Людочка Иванова… Это был 1978 год, мне уже исполнилось 40 лет и меня как театральную актрису знали уже и Москва, и Ленинград, потому что наш театр часто бывал там на гастролях. Но кино есть кино. И когда я вдруг поняла, что стала знакома людям, стала как-то им близка, то для меня это было потрясением! Впервые такое потрясение я испытала, играя в спектакле «Трамвай «Желание» — одном из шедевров Гончарова, который руководил тогда нашим театром. Спектакль начинался он при открытом занавесе, на сцене была выстроена 2-этажная декорация, я по сюжету приезжала к своей сестре, у меня был такой чемоданчик, я в большой кружевной шляпе шла по пандусу, и когда я вышла на середину сцены – зал вдруг зааплодировал! Мне даже страшно стало, это было так необычно! Конечно, у нас были актёры, которых знали, которые были популярны в кино, но ко мне это не имело отношения! Я даже не смогла сразу собраться с мыслями, меня это выбило из колеи. А после «Служебного романа» ещё много счастья и прекрасных минут добавил мне «Гараж». Для меня это была очень непростая работа, потому что нужно было создать образ героини, жены Гуськова, которая немножко не в себе, она просто не понимает, что с ней происходит, настолько часто она получает удары судьбы. Сначала в сценарии это был совсем другой кусок, не имеющий ничего общего с тем, что происходит на экране, и я сказала, что не понимаю, как это играть. Рязанов обещал переделать. И вот перед съёмками я сидела в бигуди, шумел фен, ассистентка принесла новый текст, который вот уже сейчас надо играть, я начала его читать — и плакать, потому что мне стало очень жалко эту жену Гуськова, ужасно жалко! Когда Лия Ахеджакова увидела мои слёзы, помчалась к Рязанову: «Там со Светой плохо, она рыдает!» Ко мне прибежал Рязанов: «Скажи, если тебе что-то не нравится, мы переделаем!» Но всё утряслось, осталось как есть. Я снималась 8 часов и всё это время плакала, хотя как раз это мне было не очень тяжело, потому что я в театре вообще всё время плачу во всех своих ролях, там где надо и не надо, слёзы у меня близко. Но целый день плакать всё же было сложновато…
— Тогда давайте перейдём от слёз к смеху. Были у Вас забавные случаи в жизни?
— Много смешного было! Вот помню один случай в те годы, когда нами руководил Борис Николаевич Ельцин. Я была в хороших отношениях с Наиной Иосифовной и, видимо, из-за её отношения ко мне мы с Сашей получили приглашение на инаугурацию. Саша был не очень большой любитель светской жизни, а я-то, когда была помоложе, любила скакать везде, где только возможно. Он мне и сказал: «Света, иди одна, я дома отдохну!» Я причепурилась, накрасилась, такая вся из себя вышла ловить такси. Хоть и жили мы на Тверской – до Кремля рукой подать, но пешком всё же было идти неудобно. И вот подъезжает ко мне какая-то очень захудаленькая машина, вроде «Москвич-ИЖ», были тогда такие — непрестижная совсем, может, чуть получше «Запорожца», да ещё очень старая. И когда этот «Москвич» остановился, водитель говорит: «Да Вы же со мной не поедете, у меня пружины торчат из сиденья!» А я очень спешила и отвечаю – мол, почему не поеду? Только постарайтесь, чтобы я платье не порвала. И протягиваю ему пропуск для беспрепятственного проезда в Кремль – на плотной тиснёной бумаге, написанный золотом! Он так залихватски проезжает все кордоны, потом останавливается у того места, откуда дальше уже машины не пропускают, я выхожу и спрашиваю, сколько ему должна. А он мне: «Что вы думаете, я вас не узнал? Э-эх, товарищ Немоляева… Ну где же наша молодость? Ну где же наша красота?!» И укатил. Я так хохотала!!! Потом рассказала про этот случай в театре, и с тех пор, как только у кого-то за сценой было очень хорошее настроение, к нему подходили с этими словами: «Ну где же наша молодость? Где наша красота?»
— Вы получали много наград на кинофестивалях. А какая из них самая дорогая?
— Знаете, вообще я наградами никогда не была избалована. Снималась я мало, а в театре играла много, и у меня были такие потрясающие спектакли, когда был расцвет нашего театра, но тогда они не выдвигались ни на какие премии и государственные награды. Выдвигались совершенно другие. Идеологически выдержанные. А я играла в таких пьесах, на которые рвался зритель, на которые попасть было невозможно и которые со временем становились легендами. За это орденов не дают и ничем не награждают. Но зато потом как-то в жизни получилось так, что я получила и «Золотую маску», потом были другие награды. Жизнь ко мне повернулась другой стороной, я получаю сейчас очень много предложений и сниматься, и играть антрепризы. А к моему 80-летнему юбилею театр самый лучший подарок, который только можно себе представить, сделал мне наш театр: он подарил мне спектакль «Бешеные деньги», в котором я играю большую роль, и главное — вместе со своей внучкой. Это для меня самая главная награда! Мой сын, который очень печётся о моём здоровье, волнуется, переживает, говорит: «Мам, я просто возмущён твоим возрождением!» Потому что я постоянно то улетаю куда-то, то уезжаю-приезжаю… Он говорит: «У меня жизнь на нервах, ты не можешь спокойно посидеть на месте?» Ну что делать – не могу…